Брошину человек из Новосибирска понравился. Он отказался от коньяка и кофе, никаких записей при разговоре не делал, лишних вопросов не задавал, только изредка кивал, подтверждая тем самым, что понимает, о чём идет речь.
– Дело даже не в том, что Солодова старше меня, – Брошин, как это часто случалось в последнее время, называл жену по фамилии, – я её и раньше не любил, но нас связывали хоть какие-то интересы, Мне нужен был первоначальный капитал, понимаешь? Вот и унизился, сошёлся с богатой вдовушкой. Из-за этого долго терпел её материнские наставления. Но вечно терпеть нельзя, так же?
– А развод? – спросил новосибирец.
– Что развод? Думаешь, мне после этого дадут спокойно работать? У неё же связи и родственники, И потом, меня вышвырнут из этой квартиры, придётся отдавать машину, пострадает, в конце концов, имидж… Нет, я принял окончательное решение, и потому пригласил тебя. Говорят, ты профессионал высшего разряда. Мне надо, чтоб ни малейшей тени, ни малейшего подозрения…
– Чтоб после смерти жены её родственники вас уважали больше, чем сейчас, – новосибирец серьёзно, сосредоточенно смотрел перед собой, словно разглядывал видимую только ему точку на белой стене.
Брошин сузил глаза.
– Это что, шутки у тебя такие?
– Нет, это, как я понимаю, установка на мою работу. И я её выполню. Можете заказывать бронзовый бюст для вашей Солодовой.
– Бронзовый не обязательно, – не слишком уверенно сказал Брошин. – Хотя, конечно, тут скупиться ни к чему.
– Ни к чему, – согласился гость. – К тому же, я беру по-божески: пятнадцать тысяч долларов. Плюс стоимость проезда, естественно.
Брошин нервно забарабанил пальцами по крышке стола, задвигал губами, словно не мог их разлепить. Наконец произнес:
– Многовато. Вот если бы десять…
– Я никогда не торгуюсь, это мой святой принцип. Ищите исполнителя среди московских бомжей, так выйдет намного дешевле. А мне тогда извольте заплатить за дорогу и за бездарную трату времени, – новосибирец качнулся в кресле, словно собрался встать.
– Да погоди ты, – Брошин выскочил из-за стола, тронул его за плечо. – Погоди. Я просто высказал свои соображения… Хорошо.
– Тогда уточним детали. Каковы ваши отношения с женой на бытовом уровне? Ссоритесь ли на людях?
Брошин победно улыбнулся, приложил ладонь к груди, отчеканил по слогам.
– Ни-ког-да! Я ведь не дурак! Давно понял, чем закончится наша семейная жизнь, даже если записку оставляю, то неизменно подписываю: «с любовью, твой…»
– Записку? – спросил новосибирец.
– Ну да. Я стараюсь пореже бывать дома, ищу себе занятия – футбол, ресторан, иногда допоздна просто сижу в офисе, ухожу оттуда часа в три, перед её возвращением с работы, и оставляю посланьице: прости, мол, неотложные дела, с любовью твой…
– Очень хорошо.
– А при гостях мы вообще можем с ней поцеловаться… Тьфу, знал бы ты, как это противно. У неё губы холодные, дурацкая жирная помада…
Гость кивнул:
– Понимаю. Но – ближе к делу. Ваша жена, знаю, любит грибные походы, а вы предпочитаете рыбалку. Правильно?
– Абсолютно!
– Рыбалка требует уединения, а по грибы можно ходить и коллективом.
– Соколова обычно приглашает с собой своего брата с женой, иногда им компанию составляют и соседи по лестничной площадке, дед с бабкой, они все грибные места знают. Если едут на машине, то за рулём – Васятка, мой водитель. Ты его знаешь, я его к тебе в Новосибирск посылал.
Гость покачал головой:
– И часто он с вашей женой ходит по грибы? А вдруг проболтается? Особенно если вступит с Солодовой в интим?
Брошин впервые за разговор засмеялся:
– Исключено. Хлюпик, мотыль мелкий. Ей шварценеггеры нравятся. У меня, как видишь, рост под два метра, что ж она, меня поменяла бы на замухрышку?
– Всякое бывает.
– Нет, не тот случай. К тому же Васятка, мне кажется, вообще баб не любит. А может, импотент.
– Тем лучше. У вас, кажется, пикап. Вместит всю эту компанию?
–А то!
– Вот и хорошо. Если не ошибаюсь, и вы с грибниками ездили иногда одним маршрутом, но высаживались раньше, у реки… У вас нет карты?
Брошин вынул из стола карту, разложил её, уверенно ткнул пальцем в один из поворотов Пахры:
– Здесь ямы с лещом. Ты не рыбак случайно?
Новосибирец ответил, не отрывая от карты чёрных глаз:
– Нет, у меня иное хобби. Завтра подберёте меня где-нибудь у выезда за город, и проедем с вами этим маршрутом, покажете и речку, и лес, где будут гулять ваши грибники.
– Хорошо. Но мне-то зачем с ними ехать? Не лучше ли остаться дома? Я бы провёл время на виду, среди знакомых. А то ведь подумают: не зря, мол, я увязался, улучил момент…
– Судя по карте, до грибных мест, где всё и произойдёт, ваш Васятка будет ехать ещё километров пять. Потом, скорее всего, он с братом вашей жены приедет за вами и найдёт вас с удочками. Чем не алиби? Вы можете, конечно, остаться и в Москве. Но зная, что должно произойти, как человек эмоциональный, сумеете держать себя в руках? Не припомнят ли потом на вопросах свидетели, что вы в тот день были сам не свой, нервничали, часто смотрели на часы?
Брошин несколько секунд думал, потом согласился:
– Чёрт возьми, ты прав! Вот что значит – профессионал!
– И как профессионал, деньги беру сразу. После дела нам лучше не встречаться.
– Но, может, всё-таки договоримся на тринадцать? Тринадцать у меня есть прямо сейчас…
– Повторяю: я не торгуюсь.
…Возвращаясь с грибами. Васятка подъехал к тому месту, где компания оставила Брошина с удочками. Тот лежал на берегу, у самой воды, кровь на виске уже успела почернеть.
Похороны прошли по высшему разряду.
Лишь спустя две недели, ночью, на даче, Солодова впервые заговорила о случившемся. Она сделала глубокую затяжку, по-мужски, тонкой струйкой, выпустила в потолок дым и сказала:
– Нет, ну каким же он был подлецом! Ты слышал запись на плёнке? У меня, оказывается, холодные губы! У меня холодные губы, Вася?
– Нам всё-таки повезло, что мы нашли настоящего профессионала, – ответил тот, поглаживая обнажённое плечо женщины.