Лермонтов. Начало. “Вадим”

В школьную программу это произведение не входит. Вроде бы логика тут есть. Во-первых, повесть не закончена, во-вторых, для нынешних учеников в морально-нравственном плане она будет мало понятна, в-третьих, Лермонтов изучается после Пушкина, а у Пушкина есть «Дубровский», с почти таким же сюжетом. 

Впрочем, сюжет истории вообще не нов. Ребенок видит несправедливость, граничащую с преступлением, вырастает и становится на тропу мести. «Вадима» Лермонтов писал предположительно в 1832 – 34 годах, трудно сказать, читал ли он на ту пору «Дубровского» (тот появился на свет в 1833 году), но наверняка был знаком с Пьером Луруа, свирепым парнем из романа Бальзака «Шуаны». Та же по большому счету судьба… 

В 32-м Лермонтову 18 лет, он далеко не пай-мальчик, не по своей воле покинул стены Московского университета, тоже не беспричинно не смог продолжить учебу в Петербургском университете, потому стал  учиться в школе юнкеров, где не просто не поощрялось, а запрещалось чтение художественной литературы. Однако Бальзака он читал, поскольку в произведениях Михаила Юрьевича хватает ссылок на этого великого француза. Вполне возможно, в этом есть заслуга его домашнего учителя англичанина Виндсона, который преподавал Мише английский язык и европейскую литературу. Елизавета Алексеевна Арсеньева, бабушка поэта, отвела Федору Федоровичу, – так уважительно называла она гувернера, – флигель в Тарханах, и тот платил добром на добро, вовлекая воспитанника в миры Шиллера, Шекспира, Гёте… Так что к моменту работы над «Вадимом»  Лермонтов «Шуаны», скорее всего, читал (они вышли в 1829 году).

Итак, сюжет не оригинален, но дело вовсе не в нем. Талант писателя проявился прежде всего в языке, одновременно образном и точном, и в умении ввести себя, автора, в канву повествования. Он, удивительное дело, сумел показать себя присутствующим среди своих героев, наблюдающим за их поступками и дающим оценки этим поступкам. Оценки весьма зрелые для слишком молодого человека. 

Прочтем хотя бы этот фрагмент. Вот у монастырских ворот стоят нищие и увечные, ожидая милостыни. 

«Это были люди, погибшие от недостатка или излишества надежд, олицетворенные упреки провидению; создания, лишенные права требовать сожаления, потому что они не имели ни одной добродетели, и не имеющие ни одной добродетели, потому что никогда не встречали сожаления. Их одежды были изображения их душ: черные, изорванные. Лучи заката останавливались на головах, плечах и согнутых костистых коленах; углубления в лицах казались чернее обыкновенного; у каждого на челе было написано вечными буквами нищета! — хотя бы малейший знак, малейший остаток гордости отделился в глазах»…

Это не слова – это видеокартинка, видеоряд – не согласны? Черные изорванные души, и ни капли гордости в глазах. Разбивайте фразы на фрагменты, вчитывайтесь – как прекрасно, как страшно, как мудро! 

Вот еще одна цитата:  

Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесет жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем, но справедливо, он согласен служить — но хочет гордиться своим рабством, хочет поднимать голову, чтоб смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей! В 18 столетии дворянство, потеряв уже прежнюю неограниченную власть свою и способы ее поддерживать — не умело переменить поведения: вот одна из тайных причин, породивших пугачевский год!

Ведь когда это сказано – два столетия назад! Но разве на день сегодняшний эти слова не ложатся?! Кем сказано – юношей! Кто, как не гений, может так написать! 

Есть такое выражение: если человек талантлив, то талантлив во всем. Думаю, нет, просто уверен, что Лермонтов не владел бы так языком, если бы не освоил игру на гитаре, скрипке, не рисовал картины, не переводил на спор с товарищем Гете, не лепил восковые фигурки… 

Ну а теперь то, о чем хотелось бы поспорить. У меня есть свое объяснение, почему Лермонтов не дописал «Вадима»: подошел к кульминации романа и отложил его в долгий ящик. В такой долгий, что больше к нему не возвращался. 

Выше приведены две цитаты, обе – из начальных глав. Вполне возможно, это были уже обдуманные заранее заготовки романа. Бывает такое: сначала рождается в голове строка, а потом уже пишется стих. Так и тут. Цитаты – из начальных глав романа, дальше уже таких сильных строк нет, дальше идет обычное повествование, где в общем-то и образы героев романа не развиваются, остаются такими, какими были в начале. Схема сюжета видна, но она остается просто схемой. Это понимает Михаил Юрьевич и откладывает работу над рукописью. Может быть, с надеждой вернуться к ней. Но в тридцать шестом году в «Современнике» выходит «Капитанская дочка» Пушкина, где разбойник (Пугачев) куда масштабней и трагичней Вадима, и Лермонтов, конечно, это понимает. Что делать? Переписывать свой роман или браться за другие темы? 

Он выбирает второе…

Разговор о творчестве Лермонтова хочется продолжить. Знаете ли вы, что Печорин у него появился вовсе не в «Герое нашего времени»? И почему еще один роман, «Княгиня Лиговская», остался также недописанным? Об этом – в очередном выпуске «Слова за слово».