А потом она купит себе собаку…

«Потом» — это то слово, которое требует обязательного пояснения: что, мол, было, до того, как… 

Так вот, до того много чего было.

Во-первых, был Володя, который пришел к ним в девятом классе. Ни у кого не поворачивался язык  назвать его второгодником. У Володи погиб отец, пьяный лихач сбил его, и из-за этого слегла в больницу мама: оказалось слабым сердце. На Володе осталось хозяйство и двое младших братиков: родители  детдомовские, так что помощи   ждать было не откуда. В классе Володя оказался выше всех и сильнее всех. Не было такого, чтоб он задирался, махал руками, но все знали — сильнее.    Девочки что только ни делали, но он ни на кого из них не смотрел.  Так было до самого выпускного. Выпускной они  отмечали на природе. Вокруг костра уложили бревна, на них все и разместились. Пили вино, потому вблизи крутились и родители. Мало ли что, возраст опасный. 

На бревне они оказались рядышком. Таня вино раньше не пила, и у нее так закружилась голова, что оказалась на плече  Володи. Он вроде как удивленно повернулся к ней, и так получилось — губы к губам. Их места были крайними от костра, и этого никто не видел. Да а кому видеть — у всех головы кружились. 

Кроме родителей, понятно. Уже дома мама сказала: он тебе не пара.  Видела   его обувь? Даже на выпускной в сбитых туфлях пришел.  Уж на такое мероприятие могли бы потратиться. 

— У него были деньги на одежду, но он младшему брату велосипед на них купил, — попробовала защитить Володю Таня. 

— Вот я же и говорю: не пара.  

Мама работала в райисполкоме, мама была высокая, красивая,  только в жизни ей не повезло: папа ушел, сначала просто на чужую квартиру, а потом и вовсе к другой женщине. Таня иногда навещала его, и эта женщина   встречала Таню со спокойной улыбкой, в которой не чувствовалось ни капли вины, ставила на стол вкусняшки к чаю а сама уходила, чтобы дать поговорить отцу с дочерью. «Папа, а почему ты ушел от нас?» «От тебя я не уходил и не уйду. А от мамы… Надеюсь, ты сама это когда-нибудь поймешь».   

После выпускного они с Володей пару раз ходили в кино, один раз долго-долго бродили по темным улицам, остановились у тополей, растущих возле школы, и по-настоящему уже поцеловались. Так, что у нее незнакомо забилось сердечко и заныли груди. «Давай сюда приходить, когда захотим увидеть друг друга?»  Детское предложение, глупенькое, красивенькое, и она легкомысленно закивала, соглашаясь.

Тетя Наташа, Володина мама, работала уборщицей на асфальтобетонном заводике, где когда-то трудился и его отец. Они жили в частном доме, огород был засажен виноградом, и тетя Наташа продавала его на базарчике.  Володя нагружал легкую тележку гроздями и доставлял  их  в торговые ряды. 

Осенью Таня уехала на учебу  в город, в пединститут, куда поступила с ожидаемой легкостью, а он отправлялся служить. 

«Мама, я сказала ему, что буду ждать». 

Мама стояла у окна и смотрела на улицу. 

«Ну да, — сказала она, — а как же, будешь ждать. Чтоб помогать возить тележки. Вон, видишь, его мама виноград  прет? Ты этого хочешь?» 

Таня подошла к окну. Тетя Наташа со средним сыном, Валерой,  везли на рынок свой товар. 

Она представила себя рядом с ними. Картинка вышла печальная. Все будут видеть это и фыркать. Наверное, мама права. Надо смотреть вперед. А поцелуи – баловство, отголоски глупой юности. 

На его первое письмо из армии она не ответила.  

Вот, собственно, и все, что было «во-первых». 

А во-вторых…

Во-вторых, студенческая жизнь шла так, как ей и положено. Общага,  дискотеки, театр, много праздников. Глупо же не отмечать  праздники. И глупо отмечать одной. Его звали… Нет, совсем не обязательно называть, тем более помнить его имя. Он был щедрым и одновременно нагловатым, на три курса старше ее. После учебы он собирался вернуться домой, где  в живописных горах был огромный дом, сад с персиками и черешней, машина, которую ему только что купили как подарок за диплом. В своей республике он теперь станет большим человеком, все есть для этого. И Таня думала, что и ей найдется место в том саду и том доме… 

Он поступил очень благородно. По крайней мере, он сам так сказал, когда узнал, что Таня залетела. Дал ей денег на врачей.  «У нас там свои традиции, мне невесту уже нашли. Ты бы и не прижилась там. Так что было нам  хорошо — пусть все и будет хорошо». 

Как раз настали каникулы. 

Мама подбодрила: «Это не конец света, теперь будешь умнее и осторожнее». 

Кого Таня не думала встретить в селе, так это Володю. И где?  Возле  школьных тополей.  Бывают такие совпадения. Тань, сказал он, я все понимаю, в жизни и не такое случается, рожай, я к ребенку как к собственному относиться буду, и тебя никогда ни в чем не упрекну, если согласна… В общем, подумай.  Есть два дня. Через два дня я уезжаю. 

Володя остался на сверхсрочную,  получил комнатку в  гостинице, в военном городке.  Городок – это только название, а так – деревня и деревня. Это мама доложила. Она все разузнала, со смешком спросила: «Оно тебе надо? Учись вперед смотреть, доченька». 

Володя уехал. 

Врач вроде был хороший, но развел руками: «Я не бог».  Это значило, ей уже не рожать. Отец, узнав, побелел: «Почему не сказала? Разве б я не помог? Вырастили бы». 

Она получила диплом, вернулась в село, пришла преподавать английский. На первый юбилей — пять лет со дня окончания школы — приехал и Володя. Как когда-то, после посиделок в кафе пошли на природу. Те же бревна так же лежали возле пепелища — тут часто собирались компании. Расселись по старым местам. Татьяна так же положила ему голову на плечо.  Володя не пошевелился. 

— Поцелуй меня, — попросила она. 

— Завтра приезжает Настя, моя девушка, — сказал он. – Она специально приезжает завтра, чтоб я сегодня на этой встрече чувствовал себя свободно. 

— Вот и чувствуй. У меня мама на два дня к сестре умотала, приглашаю.  

— Не предаю. 

Она почему-то приняла эти слова на свой счет, вспыхнула:

— А я разве предавала? 

Володя молчал, сосредоточенно глядя на костер. Она откровенно залюбовалась им.  Он стал выше, шире в плечах. И  сила от него шла, мужицкая такая сила, надежная такая…

— А помнишь, ты говорил о тополях? Может, пройдемся к ним? 

После того, у  которого персики и черешни,  у Тани за время учебы в институте был еще один, Лёха. Он играл в футбол и потому имел свою квартиру. На стенах квартиры были  развешены футболки, его портреты, и все разговоры были только о том, как он забивал голы и в каких отелях бывал. За полгода их встреч  он ждал вызовов то из Англии, то из Польши, то из другого зарубежья, и мама, узнав о его существовании, говорила одобрительно: «Это другое дело, это не сверхсрочник без перспектив, за спортсмена держаться надо». Но игра у Лёхи расклеилась, и в конце концов его перевели в дубль своей команды. Он удар держать не умел, напился, его отчислили, предложили ехать в глубинку, в команду классом ниже. «Тань, поедешь со мной? Я еще заиграю».  Она, конечно, не поехала. И вот сидит у костра, рядом с Володей. Володя не чета всем, он бы не совал ей деньги для врача, не ныл бы. С ним хорошо. В его вшивую деревню, в то, что называется военным городком, она, конечно, не поедет, но сегодня-то можно быть с ним.  А что девочка приезжает – так ведь не жена, и может быть даже не невеста. 

Ребята по бумажным стаканчикам стали разливать коньяк – вино осталось в прошлом. 

— Как насчет тополей, Володя? 

Он выпил, закусил яблоком. 

— Нет. 

Мама, как и обещала, вернулась через два дня. Вернулась утром, и уже к вечеру была в курсе всего. 

— Фифа крашеная, — докладывала она Тане. – Ногти по пять сантиметров, нарядилась как на подиум, золотом обвешалась, да на своей машине приехала…  Дочь крутого бизнесмена. Как она в их сараюшке эти дни проживет? Думаю, сбежит раньше времени. Не пара они, совсем не пара.  Хоть Володька, оказывается, экстерном училище закончил, лейтенантом стал, но такой богатой крале жених не меньше майора нужен. Уедет, как пить дать. 

На следующий день Таня увидела Настю из окна. Володя вез тележку с виноградом, а рядом, ниже его плеча, кажется, шла и чему-то смеялась блондиночка, в кроссовках и спортивном костюме. Так, ничего особенного.

Неделю, как и планировал, побыл Володя с гостьей в селе,  и потом только уехал.

Таня на рынке до этого старательно обходила стороной ряд, где торговала виноградом тетя Наташа, но тут – подошла, будто не зная об отъезде, спросила:

— Как гости ваши поживают? 

— Через месяц свадьба, там играть будут. Поеду, конечно…

Теперь пришла пора рассказать, что было в-третьих. 

Ничего хорошего не было.  Глупо все получилось.  Ни ей это не нужно было, ни Олегу. Олег – физрук из их школы,  женат, ребеночек маленький, и как так вышло… А вышло потому, что он на Володю чем-то похож.  Словом, застукали их, да еще в спортзале, на матах. Директриса вызвала на беседу, сказала честно и открыто:

-Татьяна Петровна, дело это на тормозах мы, конечно, попробуем спустить, но понимаете, что с Олегом в одной школе вам теперь не работать? Или он,  или вы должны уйти. 

Мама ночь глотала валидол, потом заявила: 

— А что, пусть ему будет стыдно, а не тебе. Ты, в конце концов, свободная женщина. Я пойду куда надо, тебя оставят, не переживай… 

— Спасибо, мама, ты мне и так столько уже насоветовала… Я сама решу, что мне делать. 

И решила, но все же заглянула к отцу.  Жена его накрыла на стол,  на этот раз не ушла, присела с  ними. В разговор не вмешивалась, но когда от подошел к концу, вышла в другую комнату, вернулась с ключом:

— У меня ведь в городе квартира, не в центре, правда. Сдавали мы ее квартирантам, а сейчас она свободна, так что живи сколько надо. 

Крыша над головой была, а вот   с работой поначалу не заладилось.  Рядом с домом находилась школа,  директриса приняла было заявление, но дня через три  попросила Таню зайти. Сказала, что, мол,  узнала подробности ее увольнения, и здесь у них  подобное произошло,  до сих пор расхлебывать приходится, так что…

Но она оказалось все же хорошей женщиной, директриса. «А не согласились бы вы давать частные уроки шалопаям?  У нас английский многие откровенно не тянут, а как педагог, я слышала, вы талант. Займитесь временно этим, а там может что-нибудь придумаем»…

У Тани не было иного выбора. 

Шалопаев к ней пришло сразу девять, потом, через полгода, еще трое подключились, с каждым из них занималась отдельно, так что работы хватало. Четыре стены на нее вроде не давили, не угнетали, никаких знакомств Таня не заводила, — хватит, думала, наобжигалась. Так год пролетел. Незаметно, обыденно, как пролетают за окном воробьи. 

По звонку директрисы привез к ней свое чадо директор чего-то там значимого в масштабах краевого центра Ленский. Упитанный, привыкший повелевать,  грубым басом он объяснился с Таней: сыну через год поступать, в Москву, естественно, в престижный вуз, естественно,  там иностранный профильный. А он дуб дубом,  абсолютный ноль, тройку в году поставили лишь потому, что он Ленский,  и перед тобой, англичанка, вот такая задача…

Он на неё тыкал, и еще пальцем как указующим перстом долбил по  кухонному столу, а сынок его, бледный заморыш с пустыми глазами, стоял тут же и смотрел в пол. Тане можно было отказаться, но очень уж просила директриса, и почему-то самой интересно стало узнать, что можно сделать с абсолютным нулем. 

Мама сообщила: Володина жена родила,  гостит в селе, худая, без косметики страшная, смотреть не на что, таких в жены берут лишь из-за выгоды, ну да понятно, дочь миллионера.  Володя, оказывается, на Кавказе, на войне,  что-то тесть его не отмазал от войны, хоть и богатый, видно, отношения у них там не очень… Таня говорила с мамой по телефону, стоя у зеркала и делая выводы. Все-таки жизнь в четырех стенах плохая штука, она запустила себя, и лицо серое, и одежда серая, и на голове – ну что это? Лохмы. И  морщины появились. Хотя, конечно, двадцать шесть, уже не девочка. Но и не старуха. 

Домой на два дня она приехала  такой, что мама не сразу узнала. «Красавица ты моя!  Хоть на обложку журнала! Как чувствовала, да? Физрук твой, Олег, разошелся со своей, о тебе у меня спрашивал. И сын Шишкиных у родителей гостит. Ну, Шишкин, который в администрации работал. Да, а Наташка, ну, Володина мать, в больнице: довели, видно, детки»…

Это и стало поводом для разговора, для знакомства. Настя прогуливалась с детской коляской по вечерней  улице,  и Татьяна вышла прогуляться, встретила ее,  спросила, как дела у тети Наташи. 

— Я одноклассница Володи, Татьяна…

Настя кивнула:

— Мне Володя о вас рассказывал. Вы были друзьями. Мамочку нашу на обследование положили,  потом повезем в Москву, оперировать. Там ее уже ждут,  хороший хирург, папин друг.

— А от Володи какие вести?

Настя с печальной улыбкой взглянула на нее:

— Так война, какие оттуда вести?  Он даже еще не знает, что нам квартиру дали. Мне сюда зам по тылу  позвонил, обрадовал. Это первая наша квартира будет.  Нам в прошлом году давали, но он  отказался в пользу товарища своего, у того как раз ребенок родился, а нам было где жить – у родителей дом большой. 

— А сейчас что, негде? – спросила Таня, стараясь скрыть с усмешку. 

— Негде. Его же за Урал переводят,   туда едем. 

— Из Подмосковья? За Урал? И вы согласились?  — удивилась Таня.

— Так ведь служба.  И потом, он такой… Я за ним хоть на Марс, хоть в Воркуту.  

Только  Татьяна домой вернулась, как мама огорошила:

— Ну-ка наводи лоск, сейчас Шишкины придут, с сыном, я в гости их пригласила, чтоб вас познакомить. 

— Не буду я, мама, ни с кем знакомиться. 

— Ты что? Я же все для тебя…

Таня повернулась и ушла. 

К отцу ушла. 

— Можно у вас переночевать? 

Вернулась в город в понедельник и сразу же с головой ушла в работу. Уже в понедельник – трое  шалопаев, и один из этих троих Стас Ленский, тот, который абсолютный нуль. 

Перед Новым годом к Тане приехал Ленский-старший, как раз во время занятий со Стасом. По-свойски зашел в комнату, начальственно  распорядился:

— Давай-ка сегодня по сокращенному варианту. – И ткнул пальцем в сторону Тани. – Мне с тобой поговорить надо. 

— Выйдите, — сказала она строго, скрестив руки на груди. 

— Не понял, — очумело округлил глаза Ленский. 

— Если не поняли, поясняю:  идет занятие, прерывать его я не намерена. И потом, у меня есть имя-отчество, потрудитесь его выучить и прекратите мне тыкать. Что еще вам непонятно? 

Растерянный Ленский вышел на лестничную площадку. Стас восхищенно смотрел на нее. Глаза его теперь были заполнены светом. 

Через двадцать минут урок закончился, в этот день он был последним для Тани. 

— Теперь слушаю вас, Борис Максимович, — она сказала через открытую дверь, не переступая порога.

— Я бы хотел… Есть разговор, Татьяна Петровна. 

— Слушаю, слушаю. 

— Но… Давайте в кафе, за столиком. – Он натянуто улыбнулся. – Деловые переговоры ныне проводят  так. 

— Хорошо, буду готова через пятнадцать минут. 

— Я жду вас внизу. 

Через пятнадцать минут она вышла такой, какой ездила в село, к маме. Сама себе понравилась, когда осмотрелась в зеркало.  Ленский даже не узнал ее, потому замешкался, открывая дверцу машины. 

— А где Стасик? – спросила она. 

— Водитель уже отвез домой и вернулся, здесь ведь недалеко.  

Кафе тоже оказалось в двух кварталах. 

— Вы думаете, тут будут свободные столики? Если у нас, как вы говорите, разговор деловой, то некрасиво вести его при посторонних.

— А если не деловой? 

— Тогда доброго вам  вечера, а я пошла домой. 

— Здесь будет свободный столик, — заверил Ленский. – Это мое кафе. Понимаете? 

Разговор действительно был деловым. Стас по английскому языку может получить пятерку за полугодие, такого никогда и близко не было. Но он, Ленский-старший, не уверен, хватит ли этого для поступления в столичный институт. Потому готов предложить вот что.  Татьяна… Татьяна Петровна отказывается от своих учеников, занимается только со Стасом, а он платит ей даже больше, чем она имеет на сегодня. 

Ленский хорошо подготовился к разговору.  Он все  разузнал, подсчитал, положил перед нею листок с цифрами. 

— Вот ваша сумма, которую вы получите за полгода, до окончания сыном школы. Если он успешно сдаст ваш предмет там, — Борис Максимович ткнул пальцем в потолок, — мы увеличим ее наполовину. Нехило, да? 

Стас поступил туда, куда и хотел отец.  А тот сдержал свое слово относительно оплаты. И  даже больше: пригласил Татьяну Петровну отметить успех сына  в экзотическом домике на берегу экзотического океана. Здесь Татьяна Петровна стала Таней, Танечкой. «Я с женой в процессе развода, и как только этот  процесс завершится»… Борису было немногим за сорок, разница в возрасте немаленькая, конечно, но не критическая же…

После возвращения он часто стал оставаться у нее. Ходил по комнате в семейных трусах, светил лысиной, которую она раньше у него как-то не замечала, ковырял пальцем в носу, даже за обеденным столом. Таня хотела опять набрать шалопаев, но Борис был категорически против: он нередко приезжал и среди дня, потому ученики ему были ни к чему. 

— Тебе чего-то без них не хватает? – не раз спрашивал он и демонстративно раскрывал при этом дверцу холодильника. – Колбасы, сыр, икра, фрукты – что еще надо? На карманные расходы? Держи конвертик… 

Мама теперь звонила редко. Ленскому не нравилось, когда Татьяна в его присутствии говорила по телефону.  Но – звонила.

Володину маму, тетю Наташу, прооперировали, к ней в гости приехала мать Насти, ходят как сестры неразлучные, носятся с внуком, которого им дети подкинули. Тут вроде понятно: Володя ведь в госпиталь попал,  по ранению, за Уралом и лечится, там, где квартиру получили, хотя тесть со своими связями мог бы и в столице ему врачей найти…

— Мама, я брошу трубку, если ты в таком ключе будешь говорить, — не выдержала Татьяна. 

— Все, молчу, молчу. Ваш класс собирается десятилетие после окончания школы праздновать, приедешь? 

Об этом она Борису сказала. Мол, почему бы вместе не поехать, ей бы было приятно познакомить его и с мамой, и с одноклассниками. Тот отмахнулся:

— Что за глупости? В качестве кого я поеду? Меня в крае все знают, разговоры пойдут… Нет, завершу процесс развода  – тогда уж… 

Жена его словно услышала эти слова, позвонила Тане на следующий день, без злобы, без криков все высказала. Мол, развод ему она давать и не подумает, а если Борис будет принимать для этого какие-то усилия в обход, оставит его без трусов, это в лучшем случае, а в худшем – засадит за решетку. «У меня на руках все козыри для этого. Вы готовы ждать этого типа лет, скажем, десять, а?»

Об этом звонке она Борису не сказала. 

На школьный праздник поехала, хотя Ленский был против. Впервые, наверное, ослушалась его. Нашла даже смелость пошутить: «Станешь мужем – тогда будешь запрещать». 

На бревнах вокруг костра они еле разместились. Собрались уже семьями. Володя сидел как и раньше, на излете, а ей рядом места не нашлось. Там была Настя. Володя чуть прихрамывал и ходил с палочкой. Володя попрекал Настю за то, что она показывала ребятам его фотографию – со звездами на погонах и орденами на груди.  А она говорила:

— Мы полк принимаем, на Байкал едем…

Таня сидела напротив их, по другую сторону костра, и ей казалось, или она так уж хотела этого, что Володя не раз и не два бросал на нее печальные взгляды. 

Когда стали расходиться, она задержалась вокруг школьных тополей. Там стояла старая лавочка, и она присела на нее. Наверное, правильно, подумала, что Ленский с ней не поехал. Ему нечего делать у школьного костра. Совсем нечего. 

Таня закрыла глаза и  представила их рядом – Володю и Ленского. Ей хотелось найти хоть что-то общее в этих мужчинах. Не находила.

Кто-то коснулся ее лица. Она открыла глаза и совсем не испугалась, увидев перед собой огромную морду пса.  Пес присел и положил ей голову на колени. Ты понимаешь меня,  сказала она. Один ты понимаешь.  

Ночь была лунная, звездная, тихая, и  во всей вселенной не существовало ни одного живого создания, кроме пса, которое бы видело сейчас ее слезы. Пес проводил Таню до самого дома. 

— Я не так живу, — сказала она ему на прощание. – И ничего уже не изменить, да? Как ты думаешь? 

Автобус в город шел три с половиной часа. Она всю дорогу смотрела в окно и размышляла, как поступит дальше. Она твердо уверовала, что так, как думает сейчас, все и будет. Вечером придет с работы Ленский, будет бегать по комнате в трусах, и живот уже вываливаться из-под резинки, и начнет рассказывать ей о договорах-выручках, и поглаживать свою лысину, а она прервет его. Она заявит, что завтра же идет в школу и набирает группу шалопаев, учит их, – у нее дар, она правда умеет учить, — а если получится, войдет в штат и начнет преподавать уже по-настоящему, обзаведется подругами, станет классным руководителем и будет проводить с ними  собрания. И еще она позвонит  Лёхе, ну, тому, который играл в футбол, просто для того, чтобы узнать, как сложилась его жизнь. Может, стоило с ним уехать. Не потому, чтоб оказаться где-то в Англии или Польше, где он мог бы играть, а просто самой не плыть по течению, не выслушивать советы, а решиться сделать какой-то шаг…

Да, и еще она обязательно купит себе собаку. Пусть не породистую, самую обычную шавку. Таня будет разговаривать с ней, а та умно смотреть и понимать каждое ее слово. Это же здорово, когда тебя понимают. И потом, у Тани появится классная обязанность – водить собаку на прогулки. И надо будет бежать с работы, зная, что тебя дома ждут, — это такая прекрасная ответственность быть кому-то нужным. 

Да, все так и будет, все так и будет. Двадцать семь лет – нельзя себя хоронить, нельзя себя продавать…

Ленский пришел вечером в хорошем настроении. Таня хотела ему рассказать о своих планах на завтра, но он прервал ее. У него было очень важное сообщение. Он лично встречался с губернатором, под его контроль отныне отойдут еще пяток объектов, и от них ожидается хорошая отдача, и можно будет поменять машину, он уже присмотрел одну, с японской сборкой…

— Я хотела бы купить собаку, — некстати сказала Татьяна.

— Да ты что, исключено! – Ленский вскинул руки над головой. – У меня на шерсть аллергия. Ты лучше посмотри — я там в сумке принес.

В сумке лежали банки с икрой, балык, коробка с коньяком.

— А в боковушке – конвертик, для тебя. На карманные расходы. Недурственно, да?

Таня вздохнула и уже молча стала выкладывать продукты в холодильник.